Вспоминая Лотар-Шевченко — спустя полвека

Вера Лотар-Шевченко в воспоминаниях Бориса Ярвелова  — продолжение.

В первой части автор рассказал о том, как готовилась ставшая знаменитой статья журналиста С.Соловейчика «Пианистка» в «Комсомольской правде».

Так приходит земная слава…

Следующий концерт  пианистки состоялся уже после выхода номера «Комсомольской правды» со статьёй Соловейчика. Не удивительно, что проходил он при полном аншлаге, все билеты были раскуплены заранее, появились десятки, как теперь говорят, фанатов, жаждущих Дебюсси.

Уму непостижимо, как ранее они могли обходиться без фортепиано? Концертный зал не смог на этот раз вместить всех желающих, дополнительные места пришлось устанавливать прямо на эстраде возле рояля. «Два стула сюда, а эти три направо, вдоль стены ещё один ряд» — командовал Сима, он был в ударе, ну а я, разумеется, ему усердно помогал. Это был один из самых счастливых дней в жизни пианистки.

«Комсомолка» — газета всесоюзная, о необычной и трагичной судьбе пианистки  узнала вся страна. Вскоре моя мама получила письмо из Ленинграда от приятельницы, в конверт которого было вложено письмо на имя Веры Августовны.  Эта дама не то была знакома с пианисткой ещё до войны, не то просто помнила её концерты в северной столице. Не имея точного адреса Лотар-Шевченко, она решила передать письмо через мою мать. Доставить  письмо адресату мама поручила мне.

И вот с письмом в руках  я стою у двери однокомнатной квартиры типичной хрущёвской пятиэтажки на Социалистическом проспекте. Кажется, не было даже кнопки звонка, я осторожно постучал. Никто из-за двери не спросил, она просто открылась, и на пороге предстала сама Вера Августовна, держа в руках, нет, не ноты Шопена или Листа, а обычную большую серую половую тряпку.

—     Извините, я тут пол мою, — несколько смущённым тоном произнесла она, — проходите. Резким движением хозяйка отжала орудие своего труда, как будто взяла заключительный аккорд. Подчиняясь силе тренированных пальцев, ткань изогнулась упругим жгутом и выдала из последних сил остатки воды.

«Да она и пол моет,  как будто Листа играет», — подумалось мне. Извинившись, в свою очередь, за несанкционированное вторжение, я передал письмо и удалился.

Пианистка Вера Лотар-Шевченко и актриса Анни Жирардо

Много лет спустя, я вспомнил этот эпизод, когда смотрел фильм «Руфь», посвящённый Лотар-Шевченко, где А. Жирардо,   исполнительница  роли пианистки, носится по залу не то с тряпкой,  не то со шваброй незадолго до предстоящего концерта в сельском клубе.

При всём уважении к таланту кинозвезды я не могу согласиться, что роль Веры Лотар-Шевченко ей полностью удалась.

Да, мятежная… да, волевая, как пишет Ю. Данилин в «Литературной газете» о пианистке,  и темпераментная Жирардо это показала, но я не увидел главного в этом образе – попытки показать внутреннюю сущность героини как музыканта, когда она, сидя за роялем, сдержанная и сосредоточенная, трансформирует великие образы классики через свою  энергетику.

Но будем справедливы – ведь  эти две выдающиеся француженки не были  лично знакомы, и Анни Жирардо никогда не слышала живой игры пианистки.

Поэтому моё  индивидуальное  мнение о фильме «Руфь» отнюдь не умаляет его достоинств, а они, безусловно, имеются и главное из них то, что этот фильм вообще существует.

Было бы очень хорошо, если бы в дни конкурса имени выдающейся пианистки, телевидение изыскало возможность  вновь показать его.

Концерт по заявке

В те годы Алтайская краевая библиотека  не располагала современным великолепным помещением. Основные фонды находились в старинном здании, где ещё трудился знаменитый Ползунов, а Читальный зал был на проспекте Ленина (ныне библиотека АГМУ).

Помнится, там был и нотный отдел, а при нём полутёмный закуток, где стояло  обычное пианино. Здесь частенько Вера Августовна занималась.

Однажды, сидя в читальном зале, я услышал далёкие звуки фортепиано. Я пошёл на эти звуки … за инструментом была Вера Лотар-Шевченко.  Листая ноты, пианистка проигрывала отдельные фрагменты, откладывала один сборник в сторону, брала другой  и снова играла…  И тут я набрался смелости:

—     Вера Августовна! Сыграйте, пожалуйста, этюд Шопена.

Она посмотрела на меня без    всякого удивления, внимательно и, вместе с тем, выжидающе. Тут я вспомнил, что этюдов-то  этих целых 24.

—     Фа-минор, — поспешил добавить я

—     Хорошо, — ответила она просто и слегка улыбнулась. В тот день я получил неоценимый подарок на всю жизнь. Она играла лично для меня, незнакомого ей молодого человека,     оторвавшего её  однажды от домашних дел, а теперь  ещё и  от работы за инструментом.

Это была тончайшая  филигрань  чего-то светлого, грустного, ушедшего, о чём не надо  особо сожалеть, так как надежда всегда остаётся.   Каждый раз, слушая этот этюд, вспоминаю игру Веры Августовны и на память приходит пушкинское  «Печаль моя светла…»

А время шло, я продолжал встречать пианистку по пути в свой институт, она приветливо кивала головой в ответ на моё «Здравствуйте, Вера Августовна!».

Вскоре она покинула «немузыкальный» Барнаул, как назвал наш город Ю.Данилин, и стала солисткой Новосибирской филармонии.

Оставляя на совести журналиста столь нелестную и во многом несправедливую характеристику моего родного города, должен признать, что по масштабу таланта и возможностям его воплощения  Вера Лотар-Шевченко была более адекватна для миллионной столицы Сибири с её театрами, консерваторией, Академгородком, многотысячной молодёжной аудиторией.

Музыкальная жизнь Барнаула 60-х гг.  не была столь развита: три детских музыкальных школы, музыкальное училище, театр оперетты, наконец, филармония, где она, практически, единственная солистка-инструменталистка.

Правда, был ещё симфонический оркестр, который добросовестно трудился на ниве музыкального просветительства под руководством своего многолетнего руководителя Бруно Бермана.

Но  будем справедливы  —   ведь она играла с самим Тосканини!

Не такая как все…

Мне говорили, что ей предлагали класс в музыкальном училище. Отказалась, исходя из собственных представлений и убеждения, сродни рихтеровскому, о несовместимости исполнительской и педагогической деятельности.

Разумеется, такая позиция не могла вызывать особых симпатий со стороны музыкально-педагогической общественности города.

«Не такая, как все», — как правило, этих людей не очень любят, а в провинции особенно. Казалось бы, что  педагоги музыкальных учебных заведений  не должны были пропустить ни один из её концертов, но что-то в зале я их  встречал не часто, хотя многих знал лично.

Всплеск интереса к Лотар-Шевченко  после статьи Соловейчика также имел выраженный провинциальный оттенок и сменился недоумением: «Ну, раз уж она такая выдающаяся, то почему не едет в столицу? Не приглашают в Москву – следовательно, не настолько и достойна», — такие досадные и примитивные суждения  мне самому приходилось слышать в ту пору от некоторых «весьма продвинутых горожан», каковыми они себя считали.

На самом деле столица очень тепло и искренне принимала Веру Августовну. Дважды мне посчастливилось побывать на её концертах в зале Дома учёных. В особенности уникальной была программа 4 октября 1970 г: Франк – Прелюдия, хорал и фуга; Дебюсси – 24 прелюдии; Равель – Сонатина, Печальные птицы, Долина звонов, Игра воды. 31 октября 1971 г. пианистка играла Симфонические этюды и Фантазию до-мажор Шумана и 24 прелюдии Шопена.

В 1975 году я  принимал участие в занятиях Школы иммунологов  в новосибирском Академгородке, в перерыве между лекциями пошёл звонить в местное почтово-телеграфное отделение.

Там, совершенно неожиданно, встретил Веру Августовну в последний раз… Высокая, рыжеволосая, в светло-голубом костюме, с лёгким фа-минорным оттенком улыбки на лице.

И сегодня, узнав об открывающемся  Международном  конкурсе пианистов имени Веры Лотар-Шевченко, я испытываю чувство глубокого удовлетворения и благодарности землякам-сибирякам за организацию этого праздника музыки в честь выдающейся пианистки.

Недаром говорят, что человек жив, пока жива память о нём.

Память о Лотар-Шевченко – её музыка, а музыка – она бессмертна.

Послесловие Бориса Ярвелова

Прошли долгие годы, и вот я – выпускник Института свободных искусств и наук… мне 70 лет. Моя специальность – фортепиано.

Разумеется, нельзя стать полноценным пианистом, продолжив обучение через… 50(!) лет после окончания музыкальной школы, прежде всего с технической точки зрения. Ну не сможет никогда 70-ти летний дедушка бежать наравне с 17-и летним пацаном!

Однако дело сделано, и кое-что достичь удалось. По программе этого вуза студенты третьего курса изучают романтический стиль в искусстве и соответственно должны исполнять сочинения композиторов-романтиков. Часть произведений обязательна, но другие формы студент может выбрать по своему желанию.

Требования института очень разумны и конструктивны: выбирать произведения по своим силам, пусть музыкальная форма будет не столь велика и технически не сложная, но играть её надо профессионально, с возможным совершенством.

И вот я выбираю этюд Шопена фа-минор №2, соч. 25. Педагог возражает, более того, ректор возражает: этюд при всей его кажущейся лёгкости довольно  сложен, относится к разряду высшего исполнительского мастерства, — «Возьмите что-нибудь полегче – ноктюрн, прелюдию, вальс, наконец!».

Но я непреклонен – этюд фа-минор и точка.

Прошло положенное время, как часто бывает, педагоги оказались правы, этюд я выучил, с академической позиции мне его зачли, но на концерт не выпустили – не дотянул.

Но я был доволен и горд – я сделал это, сделал в память о Вере Августовне  Лотар-Шевченко.

Ведь это и был основной мотив моего «ученического упрямства».

А над этюдом фа-минор  продолжаю работать до сих пор.

Об авторе воспоминаний

 

Борис Никитович Ярвелов.

Родился в 1943 году.

Медицинский ВУЗ  окончил в Барнауле, кандидатскую диссертацию по специальности «микробиология» защитил в Москве.

С медицинской наукой связана вся профессиональная деятельность.

Сторонник концепции  влияния музыки на здоровье человека и применение её в лечебных целях.

В 2013 году получил диплом бакалавра (второе высшее образование) в Институте свободных искусств и наук (Москва)  с узкой специализацией фортепиано.

Женат, имеет двух сыновей и внука

xxx

Я выражаю глубокую благодарность Борису Никитовичу  за предоставленное право публикации его воспоминаний  о Вере Августовне Лотар-Шевченко!

Я признателен судьбе за то, что она подарила мне знакомство с человеком, который  демонстрирует пример замечательного творческого долголетия.

Уверен, что его  лучшее исполнение этюда Ф.Шопена фа-минор еще впереди!

Увлекательного и полезного Всем  общения в блогосфере Рунета!

Удачи во всем!

С наилучшими пожеланиями,

Александр Логинов

P.S. В своей статье о Вере Лотар-Шевченко я писал, что её судьба глубоко запечатлелась в моей памяти.

Воспоминания  Бориса Ярвелова подтверждают, что  яркие творческие личности могут в течение десятилетий оказывать влияние на наши мысли, на наши поступки, на нашу жизнь. Особенно, если такие личности несут в мир музыку.

Хочется напомнить фразу, выбитую на могиле пианистки:  «Жизнь, в которой есть Бах, благословенна.»

А что Вы думаете по этому поводу, уважаемый читатель?

Если Вам понравился этот пост,  поделитесь им со своими друзьями: кликните, пожалуйста,  по кнопкам социальных сетей!

Эта запись была опубликована в 4 июля 2014 в 20:50 в рубрике Живые истории.Вы можете следить за обсуждениями к этой записи через RSS 2.0.Вы можете оставить комментарий, или Trackback с Вашего сайта.